Панно «Трудовые резервы»

Екатерина Зернова

В апреле 1975 года ко мне пришли в гости художники Евгений Аблин и Ирина Лаврова по случаю моего дня рождения. Они сообщили, что комиссия по распределению заказов при КДОИ предлагает мне выполнить два панно для ПТУ. Это была приятная новость и необычный подарок к моему семидесятипятилетию. На следующий же день я отправилась во Владыкино, чтобы узнать подробности.

Оказалось, что надо сделать два панно на фанере, обтянутой холстом, то есть сделать по существу нечто вроде больших плакатов, которые обычно вывешиваются на праздники в качестве временного декоративного оформления фасада. Размеры панно и сроки еще не были установлены. Известно было только, что панно в смете ПТУ не предусмотрены, но есть надежда, что все расходы возьмет на себя завод, для которого готовило кадры ПТУ. Красногвардейский район новый, в нем много строек и очень мало «эстетических объектов».

При первой же встрече с райкомовским инструктором А. В. Герасимовым и директором ПТУ А. А. Лебедевым я постаралась убедить их в том, что разумнее во всех отношениях делать панно в долговечном материале, а не на фанере. Оба они не возражали, весь вопрос заключался в стоимости. Мы договорились, что я начну работать над эскизами на тему «Трудовые резервы». Панно я предложила осуществить в технике четырехцветного сграффито.

Получив разрешение, побывала на уроках физики, на практических занятиях по слесарному и по радиоделу. Делала наброски голов, движений, фигур. Зарисовывала и инструменты и форму одежды: халаты, береты, шапочки. Девочек мало, большинство мальчики. Были и совсем дети — пухлые или худенькие, веселые и подвижные. Были и громадного роста парни с усами и баками, казавшиеся вполне взрослыми. Рисовала тех и других, найдя им потом в композиции соответствующее применение. Как только я бралась рисовать кого-нибудь, тот начинал «позировать», т. е. принимал немыслимую позу и глядел прямо на меня. Тут же все срывались с мест, бежали смотреть, что получилось. Приходилось не столько рисовать, сколько запоминать.

Девушки тоже были разные: очень маленькие с вихрами девочки и совсем пышные великовозрастные с высоченными прическами и сильным гримом.

Эскизы делала долго, варьируя компоновку, но всегда по два сразу, имея в виду, что панно будут находиться на двух стенах — справа и слева от центральной части здания.

Масштабы фигур в обоих панно старалась соблюдать одинаковые. Сначала оба панно были близки к вытянутому прямоугольнику, но я все ужимала их, оставляя только необходимое. В результате у каждого панно сложилась своя форма, довольно сложная, но всегда четко прямоугольная.

Эскизы показывала сначала райкомовцам, потом директору Лебедеву. Когда с ними все было согласовано, надо было преодолеть самую придирчивую инстанцию — АПУ (Архитектурно-планировочное управление). Там на заседании присутствовали архитекторы, секретари райкомов и художники, показывавшие оформление своих районов к Октябрьским праздникам. Сидели в зале, построенном амфитеатром. Ставили планшеты на сцену в порядке очередности районов.

Когда дошла очередь до Красногвардейского района, я поставила и свои планшеты. Их очень хвалили. Мне показалось, что особенно радовались те оформители, которые видели мои эскизы в отделе агитации и пропаганды Московского городского комитета партии. Я приняла во внимание их замечания, и теперь они эскизы полностью одобрили.

Еще одним испытанием был художественный совет Комбината декоративно-оформительского искусства. К этому времени уже окончательно выяснилось, что заказчик согласен на исполнение панно в сграффито. Художественный совет КДОИ также одобрительно отнесся к эскизам.

Е.Зернова. Панно «Трудовые резервы»
Фото 1976 год

Для выполнения картонов я рассчитывала на часть какой-нибудь стены в большом комбинатском зале. Свободные торцовые стены не разрешили занять потому, что вплотную к ним стоят ящики со смальтой, а на полу зала выкладывают мозаику для объекта на миллионную сумму.

Оставалась в резерве длинная стена, частично уже занятая картонами. Но вдоль нее устроили проход, значит устанавливать леса или башню нельзя. Обещают соорудить вертушку, на которую навертывается картон. Вертушка позволяет художнику пользоваться только маленькой стремянкой. Чудесно, я согласна. Но ничего этого не сделали в течение трех месяцев.

Комбинат обзавелся тремя ангарами для монументальных работ. Все технические силы брошены на переоборудование ангаров. Алексей Штейман охладил мой восторг насчет вертушки:- «Не рассчитывайте, что ваша механизация когда-нибудь осуществится». В большом зале «места не будет» — жестко ответили на мою просьбу в комбинате.

Пришлось перевозить рулоны бумаги в мою личную мастерскую на Масловку и там на площади в 27 квадратных метров приниматься за картоны. Мне вызвалась помочь моя дочь. Конечно, я уже сделала масштабный картон в 1/10, но все же увеличивать в 10 раз чисто механически нельзя. Нужна проверка. В моей мастерской такая возможность начисто исключалась. Мы вынесли из мастерской в коридор все, что возможно. Расстелили рулонную бумагу на полу.кусками по 5 метров в длину (ширина 180 см). Самое трудное — не сбиться в отсчете клеток в ширину, что нередко происходило.

Наконец клетки одного панно расчерчены — можно начинать рисовать. На палку привязала уголь, сделала первичный рисунок и развела колера. Кисти тоже удлинила рейками. Самые ответственные крупные головы размером 140 см по высоте писала, прибив картон на стену.

Еще летом Борис Шатилов и Ирина Штанге познакомили меня с очень симпатичным десятиклассником, с которого я сделала большой рисунок головы и несколько рисунков фигуры в разных движениях. Брат и племянник Ирины Дмитриевны согласились позировать, и я голову каждого рисовала значительно больше натуральной величины.

Этих рисунков еще не было у меня, когда я работала над масштабным картоном. Казалось, здесь можно не выписывать детали лица. Это заблуждение привело к тому, что лицо космонавта в масштабном картоне было широким, круглым, улыбающимся. То же лицо при десятикратном увеличении получилось совершенно другого типа. Кроме того, когда картон повесили в большом зале КДОИ, я увидела, что голова космонавта мала. В мастерской я этого не заметила — некуда было отойти, чтобы все проверить, сравнить.

Работа над картоном становилась все труднее. А между тем в договоре нашего комбината с ПТУ без моего ведома срок окончания панно был указан 1 декабря 1975 года. Срок абсолютно нереальный хотя бы потому, что в декабре нельзя работать с цементом на стене.

Срок продлили. Повезла я картоны на художественный совет. Случайно в этот день в комбинате оказался штукатур Козубовский, который повесил на стене мой картон (четыре больших головы с плечами и частично руки). Фрагмент фигуры и руки развернули поверх мозаики на полу. Остальные рулоны лежали неразвернутые тут же. Пришел не весь совет, а три человека. Б. Милюков высказывался одобрительно. Г. Дауман находил дефекты в каких-то деталях. В общем приняли. Но я сама видела, что куски картонов не совпадают. Рисунок не всегда находит точное продолжение на другом картоне. Все это предстоит еще раз проверить.

В дальнейшей работе над картоном мне помог художник-исполнитель Владимир Васильевич Андреев. Он взялся свертывать, развертывать и прилаживать куски, в которых я уже путалась. Мы с ним проработали еще около двух месяцев. Фотограф А. Воробьев снял по очереди все куски картонов, которые Вета и Андреев крепили на стене. Воробьев отпечатал все куски в одном масштабе и наклеил снимки на картон. В черно-белом изображении они выглядели довольно чудно. Но хотя бы можно было судить о рисунке, о пропорциях, о необходимых исправлениях.

Этот фотомонтаж был очень полезен при работе на стене. По нему мы отбирали очередной кусок картона. При работе над картонами я использовала мои наброски в ПТУ и летние рисунки.Многое делала от себя, например, движение фигур. Сразу после утверждения картонов я предприняла попытку заказать алюминиевые рамки, цементные плиты, но получила решительный отказ: никаких плит, делайте все на стене, в комбинате нет места даже для мозаики, а для сграффито тем паче.

Пришлось начать переговоры с заказчиком об установке лесов. Заказчик сначала артачился под тем предлогом, что установка готовых плит займет меньше времени, чем возня с лесами, песком и водой. В конце концов директор ПТУ согласился поставить леса, но тянул с этим делом с апреля по сентябрь 1976 года.

Наступил сентябрь. Козубовский ежедневно является в ПТУ и обеспечивает нас всеми нужными материалами. Он же устроил в тамбурах между двумя огромными парадными дверями два склада для хранения картонов, красок и нашей собственной одежды. Склады отличные, с выходом прямо в огороженный нами отсек двора, где был ссыпан песок, стояли деревянные корыта на ножках, бочки, грохота и другой инвентарь. Соорудили, наконец, и леса, и стремянки между этажами.

Состав бригады, начавшей работу на лесах, был такой: Е. Зернова, Э. Козубовский, В. Андреев, Д. Горшков, Д. Павлович и П. Костраков. Приезжали к восьми часам утра. Просеивали песок и цемент, готовили красочный замес. Первый день ушел на составление колеров. Стены ПТУ выходили фасадом на север, большую часть дня они находились в тени. Поэтому особенно важно добиться максимального звучания цвета, соблюдая, конечно, нюансы. Приходилось начинать с самого темного.

Белый какой есть, такой и будет, с ним мудрить нечего: достаточно сделать выкраску один раз. Но темно-синий цвет — сложный. Тут возможны варианты. У нас был ультрамарин, но отсутствовала жженая кость. Вместо нее брали сажу. Выкраску сделали в нескольких вариантах и при предельном насыщении цемента пигментом получили неплохой синий цвет.

Получив самую светлую и самую темную границу нашей шкалы, мы скоро выработали остальные два цвета. Интенсивность красной охры повышал кадмий красный, добавленный в очень небольшой дозе. Если к охре добавить немного сиены натуральной и сажи да чуть-чуть кадмия желтого, образуется очень красивый цвет — как раз такой, какой нам нужен.

Сам процесс работы над сграффито всегда увлекателен. Каждый день появляются новые изображения. Все головы и общий абрис фигур я резала сама. Панно казалось торжественным и радостным. Огорчало комичное, на мой взгляд, требование директора: «остричь всех мальчиков»

Сейчас многие школьники, не говоря уже о студентах, носят длинные волосы. Не вижу тут криминала. Часто это красиво, иногда смешно, но всегда характерно для современной молодежи. Я уговаривала директора, читала ему лекции по истории искусства, приводила примеры от Рафаэля до Репина — ничто не действовало. Чтобы не ссориться, «остригла» одного подростка на первом плане. Получился урод, понадобились иные детали, восполнившие искаженный силуэт. Никого я больше «не стригла».

По утрам вода в бочках уже покрывалась ледяной коркой. Надо торопиться. Переставляли леса, штукатуры готовили грунт, художники-исполнители накладывали четыре красочных слоя и т. д. Промежуток между двумя панно получился пятидневный. Мы торопились, поэтому суббота стала рабочим днем. Работали всегда до темноты.

Пока мы работали на лесах, мимо нас по Каширскому шоссе текла жизнь, шли потоки машин, мелькали огнп светофора, словом, городская магистраль функционировала «на полную мощность». Обычно возле наших лесов толпились зрители. Кто-то из них здесь находился с корыстной целью — нельзя ли получить цемент или доски для ремонта квартиры. Большинство же зрителей просто стояли, смотрели, обсуждали.

Второе панно мы резали быстрее первого. Трудности были те же. Но мы к ним приспособились. В день делали около десяти квадратных метров. Директор приходил изредка. При мне он помалкивал. Но без меня, кажется, хвалил. Каждый день по окончании работы я проверяла сделанное с другой стороны Каширского шоссе. Иногда радовалась, иногда огорчалась, досадовала, что высокие тополя, хотя и без листьев, закрывают часть панно. Пока еще не все леса были сняты с левого панно. Володя Андреев рано утром сфотографировал целиком панно и отдельные фрагменты. Утро было ясное, солнечное, и слайды получились отличные. Второе панно удалось снять только в общем виде.

Настал день, когда мы устроили общий просмотр панно и нашли, что художественный совет должен одобрить нашу работу. Так оно и было. Мы проработали на стенах с 6 сентября по 16 октября 1976 года. При расставании я испытывала чувство благодарности к моим помощникам. Жаль мне было расставаться с дружной бригадой и с моей монументальной росписью.

Литература:
Е.С.Зернова. Воспоминания монументалиста. Москва, «Советский художник», 1985.

Следующая страница: Мозаика Божья Матерь Оранта для Ново-Соловецкой Марчуговской пустыни